В
1951 году на киноэкраны мира вышел фильм Элиа Казана "Трамвай "Желание" (A Streetcar Named Desire). Роль главной героини - Бланш Дюбуа сыграла Вивьен Ли, а Стенли Ковальски - дебютировавший в кино Марлон Брандо.
О том, насколько изменились образы героев пьесы Уильямса в постановке МТЮЗа, расскажут следующие рецензии:
Рассудочный спектакль о сердечных делах по пьесе Т.Уильямса.
Режиссер Г.Яновская
В ролях О.Понизова, И.Балалаев, Е.Лядова, Э.Трухменев
Автор обзора: Елена Ковальская
Источник@
Генриетта Яновская задумала этот спектакль давно — рассказывают, лет двадцать назад, — но выпустила только сейчас, когда нашла актеров, способных исполнить уже придуманный рисунок. И по спектаклю это заметно. Одно дело — придумывать спектакль вместе с актерами, какие они есть; другое дело — вводить их в уже придуманный рисунок, каким бы замечательным он ни был: с тем же успехом можно вклеить фигурки в давно стоящий на шкафу макет.
Читать дальше >>>На сцене натурально присутствует макет: южанка и аристократка из бывших Бланш Дюбуа, потеряв родовое имение с названием «Мечта», приезжает в прагматичный, быстро развивающийся Новый Орлеан к сестре Стелле. С собою она привозит ящик добра и музыкальную табакерку — макет дома с кружащимися в колоннаде фигурками людей. Эту шкатулку сестры открывают, чтобы вспомнить, что их объединяет, — детство, легкие платья, игра из смешных жестов, которые они повторяют теперь как тайный код, понятный им одним. Бланш приезжает, и в сестре — приятной сердобольной девушке (Елена Лядова) тоже просыпается аристократка: она сбрасывает джинсовый комбинезон, надевает крепдешиновое платье, выпрямляет спину. В конце концов, достает откуда-то неуместную в ее доме бисерную сумочку. Этот дом с крикливыми веселыми соседями на антресолях расположен где-то в Чайнатауне, о чем можно судить по обилию восточных вещей в интерьере и по стайке мелких темноволосых людей, которые снуют туда-сюда, изображая толпу, либо наводят порядок в доме, — таких в старом театре называли «слугами просцениума». Другое их назначение, видимо, оттенить тот факт, что по-настоящему чужая в этом мире, нечувствительном к их восточной экзотичности, — утонченная Бланш; по-настоящему свой — мордоворот Стэнли, организующий пространство вокруг своей фактурной фигуры. Приятели играют в карты — Стэнли в центре стола; Стэнли ест — брызги летят публике на колени; Стэнли катается на мотоцикле (натуральном!) — зал дуреет от выхлопных газов. Стелла и еще влюбленный в ее необыкновенную сестру Митч вроде как должны сделать выбор между этими двумя полюсами — миром Стэнли с его простым, необременительным кодексом и манящим миром Бланш, который настолько нуждается в душевном труде и реставрации, что его правильней было бы назвать мифом. Между ними, Бланш и Стэнли, нет притяжения, которое возникает между разнозаряженными элементами. Между ними — физиологическая пропасть, он и насилует ее не из страсти — из желания растоптать тот миф, что так влечет его жену. У этого мифа в русской традиции есть устойчивое название — «Вишневый сад», и неспроста Бланш Дюбуа («белое дерево») в минуты галлюцинаций начинает говорить текстом Раневской: «Смотрите, покойная мама идет в саду в белом платье!» Судя по каркасу спектакля, об этом мифе Генриетта Яновская и тоскует, отчетливо давая понять, что еще недавно была альтернатива (в конце восьмидесятых, видимо, — тогда Яновская выпустила свое легендарное «Собачье сердце», и оно стало одним из важнейших спектаклей перестройки), но соотечественники ее упустили; Ани и Стеллы сделали свой выбор, и в пространстве осталось место только для Стэнли и Лопахина.
С готовностью рассматривала бы такую точку зрения, хоть и три часа кряду (примерно столько идет спектакль), — когда б ее сначала приняли актеры. Но конструкция, которую возвела режиссер, обживается ими с трудом, со скрипом, будто через не могу. Никакой правды нет в Эдуарде Трухменеве — Стэнли, который жрет руками капусту и чешет в паху так вызывающе и неестественно, что самому неловко. Не стоит никакого мифа за Бланш, какой ее играет Ольга Понизова, — живая, подвижная актриса окаменела в форме изящного фарфорового сосуда и давится интонациями героинь семидесятых — молодых Нееловой, Яковлевой, Немоляевой, игравшей с Джигарханяном в спектакле Гончарова. Кто сказал актрисе Понизовой, что максимум, который она может выжать из себя, — быть похожей на тех актрис? Что тогда были настоящие героини, а нынче нет? Нет — и не надо. Теперь — другие.
Октябрь, 2005.
Другие рецензии о спектакле можно прочитать здесь >>>
@темы:
Критика обзоры,
Театр и кино
