Елена Алексеева/Театральные Новые Известия
Статья посвящена анализу антрепризных проектов, которые стали очень модны в последнее время.
"Сегодня на театре каждый живет как заблагорассудится. Нет худсоветов, нет указаний сверху, что ставить, а что запретить. Все можно. Однако сказать, что испытание вседозволенностью театр выдержал, было бы преувеличением. Хотя проблемы, которыми он обзавелся, существенно отличаются от прежних.
Если раньше о многоукладности театрального устройства можно было только мечтать, то теперь она стала реальностью. Наряду с государственными труппами существуют частные, помимо стационарных театров появились летучие антрепризы. Артисты довольны, у них есть шанс сыграть роли, не сыгранные в «своих» театрах. Да и подзаработать, что немаловажно, поскольку в бюджетных организациях платят мало.
Читать дальше >>>Первыми, кто заволновался, почувствовав наступление эры антрепризы, это администраторы. Составление репертуарных планов стало для них сложнейшей шахматной партией, поскольку самые востребованные из актеров стационарных театров умудрялись участвовать в пяти–семи антрепризных проектах. Затем, почувствовав разницу в оплате труда, звезды первой величины, по существу, превратились в звезд антрепризы. В родном театре, где пылилась их трудовая книжка, они стали играть из милосердия к коллегам и публике пару раз в месяц, все прочее время отдавая себя российскому Бродвею. В Большом драматическом театре им. Г.А. Товстоногова теперь нечасто увидишь спектакли с участием Олега Басилашвили, Зинаиды Шарко, из афиши Театра комедии исчезло имя Анатолия Равиковича. Зато в междугородных проектах они, наряду с московскими звездами, – на первых ролях.
Переселению в Москву молодых артистов Театра Ленсовета Константина Хабенского и Михаила Пореченкова тоже предшествовали не только сериалы, благодаря коим у талантливых ребят появилась масса поклонников, но и участие в «отвязанном» спектакле «Смерть Тарелкина». Артисты и их духовный лидер режиссер Юрий Бутусов быстро оценили преимущество свободного плаванья по сравнению с театральной поденщиной. Бутусов тоже не прельстился ролью главного режиссера ни в одном из театров Питера, и теперь его чаще можно встретить в столице, где его мгновенно заметили и отметили (хотя бы в «Сатириконе»).
Уход режиссуры из стационарных театров – еще один знак беды. Репертуарный театр стал для многих отхожим промыслом, антреприза – родным домом. Впрочем, это было бы полбеды, если бы сами театры со штатом, цехами, зданием не качнулись бы в сторону антрепризных нравов. И здесь сегодня мало кто занят тем, над чем десятилетиями корпели их педагоги, – строительством театра, собиранием труппы, репертуарной политикой. Здесь тоже, под крышей бюджетного предприятия, утверждается «бродвейская» модель. Здесь живут от постановки до постановки, приглашают актеров и режиссеров «на разовые», пекутся о прибыли больше, чем о репутации.
Более разношерстного репертуара, чем сегодня, не было никогда в театрах Петербурга. Никто не в состоянии объяснить, почему вдруг вчера на сцене «Балтийского дома» появились спектакли «Генрих IV» по Пиранделло, «Отчего люди не летают» по «Грозе» Островского, сегодня – «Три мушкетера», а завтра – «Двенадцать стульев». Точнее, объяснения-то найти можно, только вряд ли их следует принимать всерьез. Аналогично складывается афиша в БДТ, где творческие метания то приводят к зануднейшему «Копенгагену», то к вызывающе эстетской «Двенадцатой ночи».
Характерно, что и стационарный театр, и антреприза питаются одними и теми же названиями. Так, примитивная комедия «Вальс энтузиастов» идет и в Театре им. В.Ф. Комиссаржевской, и в компании «Театр-дом». Разница лишь в том, что комиссаржевцы доверились авторской архаике и создали спектакль в духе 50-х годов прошлого века (соцреализм с приметами быта, костюмами и париками), а режиссер Борис Мильграм, ставивший бенефисный спектакль для Зинаиды Шарко, Михаила Жигалова и Ады Роговцевой, с пьесой боролся, пытаясь насытить ее элементами театра абсурда. В итоге победила все-таки пьеса, оставив в недоумении даже тех, кому, кроме лицезрения любимых артистов, вообще ничего не требуется.
Участники антрепризных проектов изобретают и собственные жанры. Например, братья Носковы. Илья – артист Александринки – снискал известность как первый исполнитель роли Фандорина на телеэкране (сериал «Азазель»). Артист БДТ Андрей Носков сыграл на прославленной сцене около тридцати ролей, но явно комплексует из-за недостаточной популярности. Однако и его телезрители знают в лицо, поскольку он засветился в паре рекламных роликов. Молодые ребята, честолюбивые, полные энергии, они уверены, что организация собственной театральной компании поможет им пробиться. В первом действии спектакля «Путешествие» – это инсценировка повести Станислава Лема – братья демонстрируют хорошую физическую подготовку и некоторое чувство юмора. Вторая часть – это нечто вроде творческого вечера, где парни демонстрируют ролики со своими телеролями, валяют дурака, делают вид, что ссорятся и мирятся, отвечают на записочки из зала. Собственно, ничего нового в этой «модели» нет. «Чес» и Бюро пропаганды советского киноискусства кормили артистов театра и кино десятилетиями. Тогда они, правда, разъезжали по стране с тяжелыми яуфами. Теперь ездить легче: кассеты умещаются в кармане. Впрочем, с антрепризы спрос невелик. Она существует по своим законам. Более того, в Питере есть проекты, лишь на первый взгляд принадлежащие к этой категории. Скажем, артисты МДТ – Театра Европы Игорь Иванов и Наталья Фоменко организовали товарищество с тем, чтобы воплотить давнюю мечту о «Пляске смерти» Стриндберга. Уже само название не вписывается в рамки мобильного и легкого варианта. А с такими мощными декорациями, которые по их просьбе сочинил Эмиль Капелюш, гастроли превращаются в целую проблему. В отличие от собратьев по антрепризному движению, товарищество Игоря Иванова не нацелено на быстрое сшибание денег. Их проект программно долгосрочен и художествен.
Профессиональный театр, с одной стороны, ушел в глухую оборону. В Питере бюджетники даже привлекли на свою сторону законодателей, и те готовят проект снятия льгот с негосударственных учреждений культуры, что должно привести к повышению арендной платы в десятки раз, а значит – уничтожить мелких конкурентов на корню. С другой стороны, традиционные театры приспосабливаются к рыночной ситуации, овладевая ремеслом изготовления одноразовой продукции. О репертуарной политике сегодня и вспоминать как-то неловко. Как и о планомерной работе с актерским ансамблем. Спектакли с участием приглашенных звезд стали повседневной практикой. Если раньше считалось, что за «Гамлета» и браться не стоит, если в труппе нет подходящего артиста, то теперь проблема решается очень просто. Казалось бы, ничего трагического в этом нет, однако труппой как таковой уже никто не считает нужным заниматься. И, условно говоря, Гамлета в своем коллективе никто не выращивает. К тревожным тенденциям следует отнести и чуть не повсеместное исчезновение из штатных расписаний режиссеров-педагогов. Тем каторжным трудом по «разминанию пьесы», которому посвятили себя Роза Сирота (при Товстоногове) или Нора Райхштейн (при Владимирове), сейчас не занимается никто.
Это только кажется, что российский репертуарный театр разрушается снаружи – под натиском новых организационных форм. На самом деле распад идет изнутри. Потому что так легче выжить. Потому что так проще жить. И потому что так можно существовать. Репертуарный театр, по сути, уже развалился на две неравных части – на маленькую «арт-хаусную» и большую – «фаст-фудную». Первые занимаются искусством, вторые – на скорую руку пекут зрелища, быстро и дорого их продают, списывают и спешно делают новые. Казалось бы, чем не Бродвей? Многим не Бродвей. Не будем вдаваться в подробности, всем известные, понятно, что живописное полотно несколько отличается от репродукции. Потому что репродукция считывает лишь верхний слой. Не беря в расчет ни труд, ни финансы, стоящие за какими-нибудь простыми «Кошками» или «Отверженными».
Сторонники театрального «фаст-фуда» говорят, что думают о зрителе. При этом в откровенных беседах в кругу коллег применяют циничную формулу: «Пипл хавает». Сильно сомневаюсь, что подобное мог бы произнести Товстоногов. Хотя тоже думал о зрителе."